at 04-08-2020 22:56:36
В продолжение недавней публикации о Прасковье Жемчуговой - думаю, многим будет интересно.Помещик, вельможа, любимец дам, граф Николай Петрович Шереметев, вернувшись из-за границы в свое фамильное имение Кусково, обнаружил там крепостную актрису Парашу Жемчугову. Влюбился в нее до безумия, бросил распутничать, выправил для Параши более или менее приемлемую фальшивую родословную и сочетался с ней церковным браком.Это был даже не мезальянс, это был мезальянс-мезальянс-мезальянс.… Или подвиг во имя великой любви, как посмотреть.В 1803 году у Шереметевых родился сын Дмитрий. Параша, больная туберкулезом, родов не перенесла, скончалась через три недели. Безутешный граф основал в честь ее Странноприимный дом – благотворительное учреждение для лечения и проживания неимущих. Сейчас это один из корпусов НИИ скорой помощи имени Склифосовского.В 1809 году скончался и сам Николай Петрович. Вдруг обнаружилось, что у графа полно злопыхателей. Один из них, поэт Иван Михайлович Долгоруков призвал на помощь все свои таланты и сочинил на его смерть гневную отповедь:«Шереметев и по смерти хотел быть предметом удивления и молвы. Он велел себя схоронить в простом дубовом гробе без всякой пышности. Воля его исполнена, но на сей простой гроб более пялили все глаза, нежели на парчовые покрывала…Шереметев рассыпал большие подаяния в монастыри и пустыни. Лучше было бы отдать родным то, что награбил его дед и отец».Дима остается круглым сиротой и в окружении недоброжелателей. У сироты 150 000 крестьянских душ и сотни тысяч десятин земли, это несметные богатства, но шестилетнему ребенку от них ни горячо, ни холодно.Всем распоряжаются опекуны, а он растет себе тихим домашним мальчиком, робким и закомплексованным.Дмитрий Николаевич на протяжении всей жизни не избавится от этих качеств. Его сын Сергей впоследствии напишет об отце: «В обществе он неловок и неразговорчив, при дворе невозможен».К счастью, при нем постоянно находилась верная подруга матери, игравшая с ней еще на крепостной сцене – Татьяна Васильевна Шлыкова. Была и воспитательницей, и защитницей. Не давала ребенка в обиду.Другим воспитателем был Павел Федорович Малиновский, ветеран суворовских походов. Как вспоминал впоследствии Дмитрий Николаевич, «человек веселый и хороший, в последние годы жизни он имел слабость к крепким напиткам».Образование мальчик получил, конечно же, домашнее.В 17 лет, в соответствии с тогдашним законодательством, Дмитрий Шереметев достигает совершеннолетия и выходит из под опеки. Ему сразу же присваивают чин камер-пажа при дворе.Представляясь по этому поводу императору, молодой человек между прочим заметил, что «имеет усердное желание не только охранять во всей неприкосновенности памятник человеколюбия, родителем его воздвигнутый, Странноприимный Дом в Москве, но и усугубить благотворительность заведения сего на пользу общую».И сразу обратился к попечителю Дома с просьбой добавить «еще 48 кроватий, увеличить содержание богадельни и в день смерти папаши раздавать каждый год 8 тысяч рублей».Император был тронут.Тогда же Дмитрий Шереметев сделал свое первое самостоятельное пожертвование – 14 тысяч рублей в пользу Женского патриотического общества.А в 1823 году Дмитрий Николаевич в звании корнета вступает в воинскую службу, в кавалергардский полк, куда определялись по традиции практически все Шереметевы. С одной стороны, это радостная честь, истинный дворянин должен с оружием стоять на страже безопасности России и короны. А с другой- более партикулярного человека найти было сложно.Кульминация – декабрь 1825 года, Дворцовая площадь. Кавалергардов бросают усмирять декабристов. Дворянская честь подает сигналы бедствия, и рубить шашкой по своим, дворянам ,не с руки, и ослушаться приказа невозможно. Но прямо у него на глазах одному из товарищей шрапнелью отрывает руку, самого Дмитрия едва не сбрасывает испугавшаяся лошадь, в общем, у него появляется возможность покинуть поле боя, сохранив свое достоинство.И уже в 1827 году он поручик, затем – штабс-ротмистр, флигель-адъютант. Усмирял польское восстание.А в 1838 году граф наконец-то оставляет военную службу и поступает в Министерство внутренних дел.Но, главное, он наконец-то имеет возможность спокойно заниматься благотворительностью. В первую очередь, разумеется, Странноприимным домом, который в определенной степени можно назвать его братом.Но этим дело, разумеется, не ограничивается. Храмы, монастыри, убежища, образовательные учреждения – статьи благотворительных расходов невозможно сосчитать.За помощь Петербургскому университету, Дмитрий Николаевич получает звание его почетного члена. Он же и почетный попечитель санкт-петербургских гимназий.Жертвует на Александро-Невскую лавру, на Петербургское филармоническое общество на Московское общество естествоиспытателей, на все он жертвует.Когда в Москве начинается эпидемия холеры, он предоставляет под госпиталь свой большой дом на Воздвиженке, а также сам оплачивает лечение и содержание больных.В стране появляется поговорка: «жить на шереметевский счет».В так называемом Фонтанном доме , в фамильном дворце Шереметевых полно приживал, прихлебал. Они тоже «живут на шереметевский счет», а вчерашний отважный вояка застенчив и робок, не может их выставить вон.Его постоянно обманывают, обсчитывают, обворовывают, но разворовать такое чудовищное богатство невозможно в принципе, Дмитрий Николаевич остается при деньгах.Часть дворца он еще в свою воинскую бытность отводит под покои и мастерскую художника Ореста Кипренского, а тот пишет портрет благотворителя. Здесь же Кипренскому позировали Пушкин и Адам Мицкевич.Это один из лучших ростовых портретов, когда-либо написанных. Здесь интереснейшим образом играют друг с другом тени и свет, цвет и воздух, но главное – характер графа, добрый, мягкий, покладистый, но, если надо – решительный и принципиальный.Правда, чаще всего эти принципиальность и решительность проявлялись в том, чтобы протянуть руку помощи, и практически никогда в том, чтобы оградить себя от бесконечной оравы кровососов-бездельников.Один из современников писал о графе: «Слуги его безсовестно обирали, приятели делали то же, но в более приличной форме: они прокучивали и проигрывали бешеные деньги и заставляли его платить свои долги… Наконец, даже его огромное состояние поколебалось».Топнуть ногой и разогнать всех разом? Нет, это не был путь, достойный истинного дворянина. Слишком велик риск ненароком обидеть и вправду нуждающегося, оттолкнуть подающий надежды талант.Шереметев был вознагражден: год от года Фонтанный дом становился все более и более значительным столичным центром притяжения людей искусства. Здесь постоянно бывали художники, выступали Глинка, Берлиоз и Лист, а шереметевская хоровая капелла выступала одним рядом с императорскими музыкальными площадками.Николай Петрович перед смертью сказал своему шестилетнему сыну: «В жизни у меня было все. Слава, богатство, роскошь. Но ни в чем этом я не нашел упокоения. Помни же, что жизнь быстротечна, и лишь благие дела мы можем взять с собой за двери гроба».Да и Шлыкова сыграла свою роль. Сын Дмитрия Николаевича, Сергей Дмитриевич Шереметев писал: «Верность преданиям дома и строгое православие воплощались в лице Татьяны Васильевны Шлыковой. Незаметно, но и неуклонно поддерживала она в отце это чувство, и ей более всего обязан он, что сделался таким горячим ревнителем церковности и преданий старины».Большим испытанием стал 1861 год. В то время всем помещикам пришлось несладко, а особенно таким масштабным, как наш граф. Приходилось перекраивать заново всю свою экономику.Сразу же после крестьянской реформы пошло занятное поветрие: бывшие крепостные отсылали к государю депутатов с благодарностью и хлебом-солью. Крепостные же Дмитрия Николаевича настолько душевно к нему относились, что явились первым делом в Фонтанный дом, они хотели упросить своего бывшего владельца, чтобы он возглавил эту депутацию. Так и поступили, умилив императора.Это было, конечно, красиво, но не больше того. От проблем экономического плана совместный поход в Зимний не спасал.Когда доходы графа значительно сократились, он принял принципиальное решение – компенсировать это за счет сокращения расходов на собственное содержание, а благотворительные выплаты оставить, по возможности, такими же, а лучше еще увеличить.Это было не сложно, граф никогда не тяготел к чрезмерной роскоши. Его сын вспоминал: «Мой отец занимал всегда одну только комнату… верхнего этажа окнами в сад против образной. В ней прожил он несколько десятков лет. Перегородка отделяла его кабинет от уборной.Убранство комнаты было самое простое. На стенах висели литографированные виды Иерусалима и Москвы. Портретов не было никаких, ни на стенах, ни на письменном столе. Исключение составлял только висевший около стола портрет государя Александра Николаевича с собственноручною его надписью «Старому товарищу»…У стены большой, широкий диван со спинкою и подушками зеленого репса, который мог служить и постелью».Скончался Дмитрий Николаевич в 1871 году, в своем имении Кусково, в Большом доме, в так называемом Кабинете-конторочке. Это было небольшое помещение, обшитое дубовыми панелями, украшенное небольшими пастелями и обставленное мебелью эпохи Петра Первого. Весьма подходящее место для творческих уединений и для отправления в последний путь.Сергей Дмитриевич писал: «Крестьяне несли его на руках по пути следования в Александро-Невскую Лавру, где, согласно завещанию, погребен он был рядом с отцом и матерью, графиней Прасковьей Ивановной.Когда он лежал в гробу, черты лица его выпрямились, и меня поразило сходство его с нею!».