Вместо Кишинёва.
Близорукий человек, да ещё спросонья, не может разглядеть лица бегущей мыши. Он замечает только тень, мелькнувшую под плинтус.
Нормальная реакция – сомневаться, была ли это мышь, или движение пыли, или недосмотренный сон.
Если же дачник отчётливо различает мимику, видит как усики мыши развевает набегающий воздушный поток, значит домашнее вино всё-таки больше галлюциноген, чем полезный продукт с витаминами.
Заряжая мышеловку, я чувствую что рождён для большего. Мне стоило бы написать изящный сценарий или сварить щи, которые всем понравятся. Но отвлекаться нельзя. Мышеловка разбивает в рагу любую добычу, будь то собачий нос или пальцы невнимательного охотника.
Скорость размножения мышей 1*10 (в степени n-1), где n - число месяцев. Это значит, через год на нашей даче их будет сто миллиардов. Четырёх я уже убил, сами считайте, сколько осталось.
С косулями схожая история. Летом они ходили по трое, мы за ними гонялись. А вчера заявилось стадо в 60 бойцов. Люди заперлись и смотрели в окна, как пустеет по осени сад. Бэмби съели розы вместе с шипами, схрумкали деревья, теперь хищно смотрят на сарай и дрова.
Капканы ставить нельзя. Первой в них вступит собачка, потом я, потом сосед, электрик. Он ходит через наш участок осматривать столбы. Видеть в холодце отрубленные ноги электика, или собачьи, или свои – не за тем я рос и хорошел.
Лара придумала натянуть верёвки между деревьями. Антикосульные. Они же не умеют перелезать через верёвку. Особенно, если она белого цвета. Мне не важно, каким бессмысленным способом моя жена сбрасывает избыток двигательной активности. Тем более, что будет повод поговорить об искусстве.
Смотрите:
Если косуля поскачет во тьму и останется без головы, это будет романтизм как у Майн Рида.
Голова электрика на проводах и шлангах рассуждает об ускакавшем в темноту теле - это модернизм как у Беляева.
Собачка без ушей, а также я мордой в грядку, запутавшийся в белых верёвках – это постмодернизм как у Лимонова или Воннегута.
Вот о чём думается на осенней даче, взаперти. Завтра должен был случиться концерт в Кишинёве. Но сгорела филармония. Чудесная, уютная, как в старых фильмах. Намоленная. Пропали четыре рояля, инструменты без счёта, аппаратаура, касса. Таких жёстких карантинных мероприятий я нигде ещё не встречал.
В этом здании я впервые обнял 500 человек за сорок минут. Сейчас за такое сажают. Упорно верю, что наши невстречи покажутся однажды дурным сном. Всё равно приеду в апреле, будем поворачивать время вспять. Потому что обниматься – это нормально.