Когда одним февральским утром 1897 года открыли лабораторию, обнаружили, что она вся была в крови. Капли, брызги, потеки – повсюду!
Этому событию предшествовала смерть пациента в хирургическом отделении Микулича-Радецкого в клинике города Бреслау (Вроцлав). Микулич-Радецкий (Johann Anton Freiherr von Mikulicz-Radecki) был мировым светилом, которого называли «одним из королей профессии». Выходец из Черновцов, просто по рождению в этом «котле народов» говоривший на десятке языков, он называл своей национальностью хирургию и не ограничивал себя какой-либо единственной национальной школой хирургии. Его становление как врача происходило параллельно с развитием понимания роли микроорганизмов в инфекционных заболеваниях, так что все методы асептики и антисептики он внедрял в своей клинике незамедлительно.
И все-таки больной умер. Как инфекция могла проникнуть в рану? Операционную мыли соответствующими растворами. Инструментарий стерилизовали. Руки хирурги дезинфицировали. Более того, надели придуманные в Америке хирургические перчатки! Из-за перчаток, собственно, и разгорелся весь сыр-бор. Микулич-Радецкий первым в Европе внедрил перчатки, провел в них сотни операций – и ни одного инфекционного осложнения! Психологически он уже свыкся с мыслью, что эра операционных инфекций закончилась, что отныне инфекционных осложнений больше не будет. И вот, осложнение. Да такое, что больной умер. Что пошло не так?
Любой хирург бы сказал: да мало ли что! Инфекция в рану может попасть мириадами разных способов, за всеми не уследить, все полностью не исключить. Просто случайность! Хирург или ассистент не совсем тщательно помыли руки, конкретная пара перчаток была загрязнена, лоток, в котором переносили скальпели, «цепанул» за чью-нибудь одежду – вот и инфекция!
Любой хирург бы сказал: одно-единственное осложнение на почти тысячу операций? Да тут гордиться нужно, а не сомнениями мучиться!
Но Ян Андреевич (он же Johann, сын Andreas’а) успокоиться не мог. Разница между лучшей в мире клиникой, в которой не бывает инфекционных осложнений, и ОДНОЙ из лучших в мире клиник, в которой ПОЧТИ не бывает инфекционных осложнений, была для него слишком велика.
Нужна была консультация. В Бреслау как раз носился с чудаковатыми идеями гигиенист Флюгге (Carl Flügge). Последние семь лет он измерял размер капелек, вылетающих изо рта при разговоре, кашле и чихании. И измерял скорость, с которой они вылетают. И скорость, с которой они высыхают. Дошло до того, что одну из разновидностей капелек даже назвали «капельками Флюгге». Этого мало, Флюгге утверждал, что бактерии, живущие во рту и носу, могут попадать в такие капельки и улетать в окружающую среду вместе с ними. И так, мол, могут распространяться некоторые инфекции. Какие? Флюгге с ходу называл туберкулез. Собственно, туберкулез и был темой его исследований. Инфекционное осложнение, от которого умер пациент Микулича-Радецкого, никакого отношения к туберкулезу не имело, но Флюгге ведь, в конце концов, специалист не только по туберкулезу!
Флюгге повел себя чудаковато. Вместо того, чтобы наморщить лоб и начать философствовать на тему, что могло пойти не так, т.е. вместо того, чтобы дать стандартную по тем временам консультацию, он отправился смотреть на реальную операцию. Там он сходу обнаружил безобразие – в операционной присутствовало с полдесятка зрителей! Их выставили – раз и навсегда! Много позже придумают специальные застекленные «аквариумы» с независимой вентиляцией, из которых зрители снова смогут наблюдать за ходом операций, но до тех времен зрителей в операционные больше не пускали.
Проблему операционного осложнения у того пациента это, однако, не решало. Зрители находились в нескольких метрах от операционного стола, ни к чему не притрагивались и притронуться не могли. Откуда же инфекция?
Подозрительны Флюгге показались и бороды у хирургов и ассистентов. В те годы приличный человек не мог занимать приличной должности без бороды, а уж врач – тем более! Не мог ли волосок или какая-нибудь соринка упасть с бороды в рану? И Флюгге потребовал покрывать бороды повязкой – так же, как руки покрывают перчатками!
Но и этого мало! Флюгге, конечно, подозревал в распространении инфекции «капельки Флюгге»! На улице был слякотный февраль. Все врачи кашляли и чихали. Флюгге всерьез потребовал отстранить от операций всех, у кого были малейшие признаки простуды!
А стажер Флюгге провел яркую и понятную для всех демонстрацию силы «капелек Флюгге». Этого стажера звали Павел Лащенков (в немецкой литературе его часто называют Lastschenko). Он был приват-доцентом кафедры гигиены Харьковского университета и приехал в Бреслау на стажировку в качестве стипендиата для приготовления к профессорскому званию. Лащенков взял культуру Bacterium prodigiosum (буквально: «бактерия чудес») и прополоскал ею рот.
«Бактерию чудес» открыли за 80 лет до описываемых событий. Сейчас она, кстати, называется Serratia marcescens и считается условно-безвредной родственницей чумной палочки. «Бактерия чудес» знаменита своим цветом – она продуцирует «пигмент чудес» (prodigiosin), из-за которого приобретает яркий, сочный, насыщенный алый цвет, очень похожий на цвет крови. Более того, она еще и растет, образуя капельки. Неосведомленный человек легко может их принять за капельки крови. Считается, что многочисленные церковные чудеса Средневековья, пик которых пришелся на XIII век, как раз и были связаны с использованием этой бактерии.
В лаборатории расставили по всем столам открытые чашки Петри. Лащенков прополоскал рот культурой «бактерии чудес», зашел в лабораторию, остановился на входе и стал вести себя так, как вели себя хирурги на операциях – разговаривал, кашлял, чихал. Это действо продолжалось столько же, сколько длилась типичная операция. Потом лабораторию закрыли на замок и ушли спать.
Когда лабораторию открыли на следующее утро, она вся была «в крови». «Бактерия чудес», разнесенная изо рта Лащенкова «капельками Флюгге» по всей комнате, за ночь размножилась.
Вид «окровавленной» лаборатории был настолько убедителен, что Микулич-Радецкий никаких иных доказательств или более тщательных исследований не потребовал.
Встал вопрос, как предотвратить попадание бактерий изо рта и носа хирурга в рану. Флюгге предложил, чтобы во время операций вся операционная бригада молчала. Эта идея никому не понравилась – команды хирург должен как-то отдавать, с ассистентом должен советоваться, да и случайный кашель ведь не переборешь!
Тогда возникла друга идея. Раз уж все равно нужно прикрывать бороду повязкой, то не расширить ли эту повязку так, чтобы она прикрывала заодно и рот с носом?
Первая операция, на которую операционная бригада надела маски, была проведена согласно одной легенде «в тот же день», согласно другой легенде – 1 марта. Так появилась медицинская маска – та самая, которую надевают врачи во время операций, та самая, которую приличные люди надевают, когда простудились, но вынуждены выходить «в люди», та самая, которую мы все носим на карантине по нашему любимому ковиду.
Лащенков полоскал рот «бактерией чудес» еще не один раз. Нужно было показать, как зависит «зона поражения» от громкости разговора, что будет, если просто дышать и не разговаривать, что опаснее – чих или кашель, и т.д.
Спустя полгода, в октябре 1897 года, другой врач – француз Бержер (Paul Berger) – независимо от «троицы из Бреслау» тоже изобрел хирургическую маску. А может быть, французы пропагандировали его как первооткрывателя в связи с извечным противостоянием французов и немцев. Несомненно, однако, что статистические доказательства пользы маски предоставил именно он. В 1899 г. Бержер на большом количестве операций отследил частоту инфекционных осложнений. Из его вычислений следовало, что при прочих равных условиях маска снижает их частоту в шесть раз. Маска Бержера, кстати, была частью «передника хирурга», т.е. маска фактически закрывала хирурга от колен до глаз.
Триумфального шествия у хирургической маски, однако, не получилось. Следующие десять лет лишь немногие хирурги ею пользовались. Зато она стала использоваться обычными людьми – маски пропагандировали, чтобы обезопасить здоровых от краснухи и дифтерии. Потом (1910 г.) случилась эпидемия легочной чумы в Маньчжурии, где малаец У Ляньдэ, выпускник Кембриджа, всех заставил носить маски и сумел остановить эпидемию за семь месяцев. Потом началась Первая мировая война с ее перегруженными госпиталями, где пытались бороться с многочисленными инфекциями, в том числе, и масками. Считалось также, что маска может уменьшить действие боевых отравляющих веществ при применении химического оружия. Потом началась пандемия испанки (1918-1920 гг.), когда люди падали замертво прямо на улицах и правительства заставляли всех носить маски. Но лишь в 1930-е было доказано, что хирурги могут быть носителями не просто инфекции, а инфекции, смертельно опасной для больных, и частота использования масок в операционных резко подскочила. Если в 1923 г. маски на операциях надевало около 2/3 медиков, то в 1935 – все 100%.
Ну а «метод Лащенкова» использовался по крайней мере еще два раза. В сентябре 1950 г. две подводные лодки США «атаковали» Сан-Франциско «биологическим оружием», которое на самом деле было «бактерией чудес». Считалось, что можно будет легко отследить зоны поражения и пути распространения. Однако 11 человек попало в больницы, а 1 умер. Затем несколько лет в Сан-Франциско наблюдалось увеличение заболеваемости пневмонией. «Бактерия чудес» оказалась не такой безвредной, как думали. В 1971-1975 гг. «бактерию чудес» распыляли, имитируя атаку сибирской язвой, в Дорсете (Англия). В настоящее время такие эксперименты запрещены – доказано, что «бактерия чудес» условно-патогенна, т.е. в определенных условиях может вызывать заболевание. Более того, около 1,4% всех внутрибольничных инфекций в США сейчас вызываются именно ей.